Троянский конь культурной свободы. Часть I

12 марта 1947 года президент США Гарри Трумэн произнес в Конгрессе речь, в которой определялись принципы будущей внешней политики США. Эта речь, вошедшая в историю как «Доктрина Трумэна», стала одним из первых залпов холодной войны против СССР и растущей «коммунистической угрозы». Советский Союз и новосформированные социалистические страны объявлялись тоталитарными режимами (негласно — аналогичными фашистским), которым должен был противостоять западный демократический мир.

«Мы должны поддерживать свободные нации, их демократические учреждения и их национальную целостность против агрессивных поползновений со стороны тоталитарных режимов, подрывающих мир во всем мире путем прямой или косвенной агрессии, и, следовательно, и безопасность Соединенных Штатов. <…> Я полагаю, что мы должны помочь в освобождении народов, чтобы они сами могли решать свою собственную судьбу. Я полагаю, что наша помощь должна быть прежде всего экономической и финансовой, которая приведет к экономической стабильности и таким образом окажет свое влияние на политические процессы. <…> Свободные народы мира обращаются к нам с просьбой в поддержании их свободы. Если мы колеблемся в нашем лидерстве, мы можем подвергнуть опасности мир во всем мире. И, конечно, мы подвергнем опасности благосостояние нашей нации», — говорил Трумэн.

Итак, главной ценностью, во имя которой должны были действовать США, провозглашалась свобода.

Война предстояла «не экономики и военной мощи, а ценностей», комментировал выступление Трумэна Скотт Лукас, американский сенатор-демократ. И главной ценностью тут, очевидно, мыслилась именно свобода.

Разумеется, на самом деле в холодной войне были и все другие направления: военное, экономическое, дипломатическое, научно-техническое и др. Однако американский сенатор акцентировал борьбу ценностей не для отвода глаз. Эта составляющая, связанная с культурой и идеологией, сыграла колоссальную роль в поражении СССР, о чем свидетельствует и сама форма этого поражения — фактически добровольная капитуляция с отказом от всех своих ценностей.

Почему так легко и без боя был разрушен СССР? Системных экономических проблем, которые могли сами к этому привести, не было — это уже давно доказано и передоказано. А страна — и не просто страна, а целая цивилизация — исчезла как мираж. Такое возможно только при утрате собственной ценностной опоры, причем и народом, и элитой.

Если военная и экономическая составляющие холодной войны были в основном факторами сдерживания СССР, то культура, а также информация, стали настоящим и главным наступательным оружием Запада. Информационная борьба была направлена как на социалистический лагерь (вспомним радиостанции «Голос Америки»*, «Свободная Европа»* и проч.), так и на западную аудиторию. А вот в области культуры работа шла в первую очередь именно внутри западного блока, которому было необходимо нейтрализовать левые силы, симпатизировавшие СССР, и создать максимально привлекательный образ Запада, с контридеологией, культивировавшей ложное и разрушительное для СССР представление о свободе. Влияние на советское общество тут было более подспудным и косвенным, но не менее действенным. При этом данная культурная составляющая у нас остается наименее изученной и наименее общественно обсуждаемой.

Самыми кричащими вывесками в этом крестовом походе за «свободу» были, конечно, «американский образ жизни», рок, поп, секс, джинсы, «Мальборо», кока-кола, жвачка и проч. Американцы обильно экспортировали всё это в Европу в рамках «Программы восстановления Европы», более известной как план Маршалла. Но были и другие, более тонкие, но не менее важные компоненты, о которых широкой публике практически ничего не известно. К ним относится работа с философами, писателями, критиками, художниками, композиторами и другими представителями высокой культуры. Принято считать, что эти области стоят как бы вне политики, развиваются самостоятельно и оказывают воздействие лишь благодаря вырабатываемым в них общечеловеческим и вневременным ценностям. Однако на деле это оказывается очень наивным представлением по крайней мере по отношению к Америке и Европе второй половины XX века.

Культурой, в том числе высокой, вплотную занимались вполне конкретные организации, имевшие конкретные политические задачи. К ним относится основанный в 1950 году «Конгресс за свободу культуры» (КСК) — структура, которую многие специалисты считают самой значительной на культурном фронте холодной войны. Запущенные ею процессы, выработанные ею концепции по сей день продолжают определять не только судьбы культуры и искусства, но и многое в политике, в образовании, в оценочных установках и общем мироощущении людей.

Кроме самого понятия свободы, под которым подразумевалась сугубо индивидуальная свобода мнения, Конгресс продвигал идею автономии творческой деятельности, которая якобы не должна никак зависеть от политической повестки — т. е. быть от нее свободной. Таким образом, косвенно заклеймлялось всё советское искусство, одобряемое властью, а также сама власть, пытающаяся требовать от искусства выражения определенных идей.

Самое пикантное во всем этом то, что «заказ» и финансирование исходили не от каких-нибудь свободных и независимых субъектов, а как раз от власти — только противоположной, а именно от ЦРУ, которое при этом тщательно маскировало свое присутствие. Это ведомство, созданное в 1947 году специально для целей холодной войны, было задумано именно как гражданская разведка (большинство его сотрудников и по сей день гражданские лица), ориентированная на интеллектуально-культурную деятельность и работу с гражданским обществом. Хотя допускалось также проведение спецопераций военного характера.

Сразу же оговоримся, что мы не собираемся всё сваливать на одно ЦРУ и делать из него эдакого спрута, контролирующего всё на свете. Между начинаниями этой структуры и многими интеллектуалами США и Европы существовала некая глубинная, естественная совместимость. ЦРУ по сути само состояло из таких же интеллектуалов. Его основу составили выпускники университетов Лиги Плюща — восьми лучших университетов северо-восточной части США (Гарвардского, Йельского, Колумбийского, Принстонского и др.). Большинство из них отличались левыми (но антисоветскими) и либеральными политическими взглядами. У многих было троцкистское прошлое.

Идея смычки гражданского общества и государственных структур, которые совместно работают в сфере общественного мнения, в том числе скрытно, возникла задолго до образования ЦРУ. Еще в 1922 году Уолтер Липпман, американский писатель и журналист, в своей нашумевшей книге «Общественное мнение» ввел такое понятие, как «производство согласия».

Производство согласия «является очень древней [деятельностью], которая не отмерла с появлением демократии. Напротив, она чрезвычайно развилась в техническом отношении, потому что теперь она основана на анализе, а не только на методе проб и ошибок. Таким образом, используя результаты исследований в области психологии в сочетании с современными средствами коммуникации, осуществление практики демократии перешло на новый уровень. Совершается революция, бесконечно более важная, чем любые сдвиги в экономической мощи», — писал Липпман.

Какого рода согласие необходимо было произвести в капиталистическом лагере в период холодной войны? Естественно, согласие о ценностном превосходстве Запада и ущербности СССР. В этом надо было убедить просоветски настроенных западных интеллектуалов и деятелей культуры, а также общество в целом, чем и занялся Конгресс за свободу культуры.

В западной историографии сегодня о нем существует несколько очень серьезных и интересных работ. Наиболее авторитетной из них признается книга британской журналистки и историка Фрэнсис Сондерс (Frances Saunders) «ЦРУ и мир искусств: культурный фронт холодной войны» (первая публикация: Лондон, 1999). В 2014 году эта книга вышла в русском переводе, который на сегодняшний день есть в свободном доступе в интернете. Существует также несколько публицистических статей российских авторов. Поэтому историю этой организации мы изложим здесь максимально сжато. Основной же темой для размышления будет судьба собственно культуры и искусства при тех глубоких изменениях, которым они подверглись, и том влиянии, которые эти перемены оказали на общество и человека.

Итак, Конгресс за свободу культуры был основан на конференции, которая проходила с 26 по 29 июня 1950 года в Западном Берлине при поддержке ЦРУ и военной оккупационной администрации США. На конференцию съехались около 200 интеллектуалов (по некоторым источникам 118) — писателей, журналистов, деятелей искусств, экономистов, историков, профсоюзных лидеров, — в основном из Европы и США. Все участники были «антитоталитарно» настроенными деятелями, не видевшими принципиального различия между сталинским СССР и фашистскими режимами. Среди них были бывшие коммунисты, антифашисты, заключенные концлагерей, беженцы из советского блока, а также просто убежденные сторонники свободы в либерально-демократическом понимании. Интересно, что присутствовала пара чернокожих американских деятелей. Большинство делегатов имели левый политический профиль, однако были и более правые, что придавало собранию привлекательный плюралистический оттенок.

Генеральным секретарем конференции был тридцатилетний нью-йоркский журналист Мелвин Ласки (Melvin Lasky), работавший при главе администрации американской зоны оккупации и издававший с 1948 года антикоммунистический журнал Der Monat. Одну из ключевых ролей в подготовке и проведении конференции сыграл американский философ, представитель прагматизма Сидни Хук (Sidney Hook), который в 1949 году в журнале Politics заявил: «Дайте мне сто миллионов долларов и тысячу преданных людей, и я гарантирую, что порожу такую волну демократических волнений среди масс, да даже среди солдат собственной империи Сталина, что у него долгое время будут одни внутренние проблемы».

В числе самых активных участников конференции были троцкист и будущий отец-основатель американского неоконсерватизма Ирвинг Кристол (Irving Kristol), американский политолог Джеймс Бернхэм (James Burnham), также сильно повлиявший на неоконсерваторов, композитор и сотрудник Управления стратегических служб США Николай Набоков (двоюродный брат Владимира Набокова), антифашист и бывший коммунист писатель Артур Кестлер (Arthur Koestler), опубликовавший в 1940 году роман «Слепящая тьма» о периоде массовых репрессий в СССР, американский профсоюзный лидер Ирвинг Браун (Irving Brown), организовавший раскол во французском профсоюзном движении, а затем внесший большой вклад в антикоммунистическую борьбу (против греческих коммунистов, против Сальвадора Альенде и др.).

Конференцию поддержали такие крупнейшие фигуры как Бертран Рассел, Джулиан Хаксли, Андре Жид, Раймон Арон, Карл Ясперс, Джон Дьюи, Бенедетто Кроче, Теннесси Уильямс и др., впоследствии продолжившие сотрудничество с КСК.

Главным ответственным за проведение мероприятия был выходец из Эстонии, агент ЦРУ, завербованный за пару лет до того, Майкл Джоссельсон (Michael Josselson). В Берлине Джоссельсон держался вне зоны видимости, но затем именно он (вместе с Николаем Набоковым) возглавил секретариат КСК.

На берлинской конференции был принят манифест, который затем стал хартией КСК. На первый взгляд, это документ «за всё хорошее»: «Мы считаем очевидным, что интеллектуальная свобода является одним из неотъемлемых прав человека», — и тому подобное. Однако при ближайшем рассмотрении обращают на себя внимание некоторые особенности, такие как осуждение несвободы в «тоталитарных» государствах без определения этого понятия и без уточнения, о каких именно государствах идет речь (полагалось очевидным, что это в равной степени социалистический лагерь и фашистские режимы); употребление общего понятия свободы в качестве синонима индивидуальной свободы мнения, которая наделялась высшей моральной ценностью; воинственность и бескомпромиссность позиции, утверждающей, что «теория и практика тоталитарного государства представляют самую большую угрозу, с которой людям приходилось сталкиваться в истории цивилизации», и что «безразличие или нейтралитет по отношению к подобной угрозе являются предательством человечества и отказом от свободного разума». При этом упор делался на борьбу за мир, который объявлялся «неотделимым» от свободы.

Заметим по ходу, что сегодня весь этот пафос почему-то куда-то исчез и никакое ЦРУ почему-то свободных интеллектуалов не финансирует, а инакомыслящих специалистов интернируют в психиатрические больницы, сажают в тюрьмы (вспомним профессора Жана-Бернара Фуртийана) или просто подвергают жесточайшей медийной травле (достаточен пример нобелевского лауреата Люка Монтанье). Но не будем отвлекаться. Пусть читатель сам найдет ответ.

Специфическое значение в манифесте темы защиты мира раскрывается при учете того, что создание КСК было ответом на культурную программу, запущенную Советским Союзом через Коминформ (послевоенного преемника Коминтерна), которая в свою очередь противодействовала американскому влиянию, распространявшемуся через план Маршалла. Стержнем советской культурной кампании было движение за мир во всем мире. Был создан Всемирный конгресс сторонников мира, под эгидой которого прошло несколько крупнейших международных конференций. При этом СССР — стране-освободителю от фашизма и стране-освободителю от эксплуатации — удавалось демонстрировать моральное превосходство над Западом, важными факторами которого были антимилитаризм и опора на высокую культуру (в отличие от плана Маршалла, ориентированного на массовое потребление и американский стиль менеджмента).

Таким образом, берлинская конференция и КСК перехватывали советскую инициативу и противопоставляли ей аналогичную повестку с несколько иной трактовкой понятий, подрывавшей авторитет СССР и позволявшей создать леволиберальную интеллектуальную платформу для выработки антикоммунистического консенсуса у западной интеллигенции.

Нельзя не отметить, что дискурс о свободе культуры подпитала и советская кампания по борьбе с «формализмом» 1948 года, к которой мы обязательно вернемся. Подчеркнем также, что КСК внешне обладал всеми признаками интеллектуальной независимости. Он вел не только антисоветскую линию, но порой критиковал и действия Запада, если они противоречили его ценностям (Суэцкий кризис середины 1950-х, неудавшуюся операцию в бухте Кочинос 1961 года по свержению Фиделя Кастро, бомбардировки Вьетнама и др.). Таким образом, КСК не только боролся с коммунизмом, но и способствовал леволиберальной переориентации самого западного общества. Некоторыми сторонниками КСК высказывалось мнение, что если бы интеллектуальная деятельность не нуждалась в финансовой поддержке, то КСК делал бы свое дело и без всякого спецслужбистского патронажа. К этому вопросу мы также вернемся.

В 1950–51 годах КСК был превращен в постоянное учреждение со штаб-квартирой в Париже. Организационную структуру КСК перенял у Коминтерна и Коминформа. Были открыты представительства в тридцати пяти странах, в них работали десятки сотрудников. Конгресс развернул широкую деятельность: у него было свое информационное агентство, он финансировал издание более двадцати престижных журналов, организовывал художественные выставки, фестивали и международные конференции по всему миру, учреждал и присуждал премии для деятелей искусств. Он тесно сотрудничал с рокфеллеровским Музеем современного искусства в Нью-Йорке, вместе с которым продвигал абстрактное искусство в качестве флагманского направления. Поддержка предоставлялась также академическому авангарду в музыке, возникшему в послевоенные годы.

Казалось, что всё идет как нельзя лучше, но авторитет КСК был неожиданно подорван. В 1966 году The New York Times предала огласке причастность ЦРУ к финансированию КСК. Газета напечатала одну за другой пять статей о целях и методах ЦРУ. Одна из этих статей подробно рассказывала о подставных фондах, используемых для тайного финансирования различных организаций и начинаний, в том числе КСК и нескольких связанных с ним журналов и издательств.

Кризис, связанный с деятельностью ЦРУ, созревал в течение нескольких лет и имел сложные причины, на которых мы не будем останавливаться. Интересно, что ЦРУ в процессе переговоров с New York Times, предшествовавших первым громким публикациям, пыталось оградить КСК как свое наиболее престижное детище, но безуспешно.

В 1967 году о финансировании ЦРУ целого ряда антикоммунистических культурных организаций сообщил американский журнал Ramparts. Вслед за этим появились другие публикации, в числе которых статья главы Отдела международных организаций (IOD) ЦРУ Томаса Брейдена «Я рад, что ЦРУ «аморально» в Saturday Evening Post. В ней Брейден оправдывал деятельность своей структуры и публично признавал финансирование КСК и связанного с ним журнала Encounter.

Скандал был крайне болезненным. Его усугубила война во Вьетнаме и подъем антивоенных настроений в США. В прессе выступило несколько ключевых фигур КСК, утверждавших, что сотрудничавшие с ними интеллектуалы были совершенно независимы и не имели никакого отношения к спецслужбам. Но это не помогло. Члены КСК начали один за другим покидать организацию.

В мае 1967 года Майкл Джоссельсон публично признался, что связь между КСК и ЦРУ осуществлял именно он. По его словам, никто из членов организации об этом не знал. После этого КСК прекратил свое существование, вернее, он был переименован в «Международную ассоциацию за свободу культуры» (IACF), полностью финансируемую частным Фондом Форда.

Обновленная организация унаследовала все структуры старой, но ее моральная легитимность была непоправимо поколеблена и деятельность резко сократилась. Следующим важным этапом культурной холодной войны стала публикация «Архипелага ГУЛАГ», но IACF в этом уже не участвовала. В 1979 году ассоциация самораспустилась. Любопытно, что ее дочерняя структура «Фонд взаимопомощи европейских интеллектуалов» продолжила существование до 1991 года, слившись затем с фондом «Открытое общество»** Джорджа Сороса.

(Продолжение следует…)

* — Иностранные СМИ, признанные иностранными агентами.

** — Организация, признанная Минюстом РФ нежелательной.